09 ноября 2015 г. исполнится 130 лет со дня рождения выдающегося церковного деятеля в ХХ веке – пастыря, миссионера, патриота Русской Православной Церкви, гражданина России, Просветителя аборигенных народов Камчатского края и Чукотки, Первоепископа Камчатской и Петропавловской епархии митрополита Нестора (Анисимова).
В 22 года о. Нестор (в миру Николай Александрович Анисимов), иеромонах – новопоставленный в священнический сан несколько недель назад, прибыл в с. Гижига в качестве православного миссионера среди коряков, юкагиров, эвенов, эвенков и чукчей и настоятеля Спасской церкви. Церковь из-за болезни престарелого священника пришла в бесхозное состояние, богослужения не проводились несколько лет, а школа около двух лет назад сгорела. Коренное население влачило жалкое состояние, а управленцы, казаки и промышленные, забыв о Боге, пьянствовали, картежничали, разлагаясь сами и разлагая аборигенов. Никто не обрадовался новому священнику. Напротив, выстраивали множество препятствий в усилиях батюшки реанимировать деятельность церкви и школы, укрепить пошатнувшуюся веру, вернуть в быт людей нравственные начала.
Вот в таких невероятно сложных обстоятельствах начал свою пастырскую и миссионерскую деятельность иеромонах Нестор. Увидев, как живут люди в селе и в стойбищах, совершая буквально подвиг по возвращению паствы в церковь, с первых дней жизни понял, что ему одному со всеми проблемами не справиться. К тому же случилась большая беда – сильнейшее наводнение смыло житейский скарб, запасы продуктов, корм для собак… Люди в отчаянии ждали наступления суровой зимы.
Батюшка обратился за помощью к архиепископу Владивостокскому и Камчатскому Евсевию (Никольскому), к протоиерею Иоанну Кронштадтскому, благословившего Нестора на миссионерский труд на Камчатке, через церковные и светские газеты к Церкви и населению России о спасительной помощи голодающим и больным гижигинцам. Написал родным.
Помощь пришла из многих мест. Первыми откликнулись будущий святой праведный о. Иоанн Кронштадский и правящий архиерей. В Гижигу пришел почтовый перевод и телеграмма от Кронштадтского праведника отца Иоанна Сергиева: «Отец Нестор! Дерзай и уповай пред Лицем Пославшего тебя на Апостольскую проповедь. Терпи как Апостолы, уповай на помощь Божию, утешай новую паству надеждой жизни вечной. Переводом посылаю тебе четыреста рублей на голодающих».
Людей чудом удалось спасти от гибели. Но для того, чтобы кардинально изменить ситуацию, чтобы помощь стала постоянной о. Нестор предложил на утверждение в епархию проект создания всероссийского Камчатского православного братства для того, чтобы на Камчатку пошла материальная помощь из всей России. С проектом Устава Братства архиепископ Евсевий отправляет инициатора в столицу, в Святейший Правительствующий Синод. Иеромонах в Санкт-Петербурге развернул кипучую деятельность: написал письма во все правительственные органы, в Гос. Думу, в Госсовет, опубликовался во всех газетах и приступил к информированию столичной публики в форме лекций. Лекции и сыграли основную роль. Наплыв публики послушать сведения о Камчатке из первых рук, да еще из уст монаха, священника был настолько многочисленным, что помещения не вмещали желающих. Лекции состоялись в залах Епархиального дома и Госсовета. О гижигинском миссионере проинформировали Императора. Председатель совета министров П. А. Столыпин порекомендовал Императору Николаю II дать камчатскому миссионеру аудиенцию. Дальний Восток после потрясений от поражения в Русско-Японской войне и Первой русской революции находился в политическом, экономическом и духовном коллапсе. Самодержец не упустил возможность послушать рассказ о положении Камчатки из уст посланца далекой, никому не ведомой Гижиги.
Факт этой аудиенции поражает! Это равносильно чуду! За всю историю Камчатки лишь три личности удостоились приема в императорском дворце. Первым был капитан II ранга А. В. Голенищев (1927 г.), назначенный командиром Камчатки. С планом улучшения жизни на полуострове был принят императором Николаем I.
Николай I удостоил приема будущего святителя, епископа Камчатского, Курильского и Алеутского Иннокентия (Вениаминова) в канун наречения и хиротонии. Но то были руководитель региона и правящий архиерей громадной епархии, окормляющей Русскую Америку и Дальний Восток, а здесь даже не благочинный из Петропавловского уезда, а священник с первой ступени церковной иерархии, совсем молодой человек. С такими «низами» не только император, но уездное начальство не общалось. И Нестор был принят! Его рассказ о далекой окраине был выслушан Августейшей семьей в полном составе. Все подошли под благословение юного батюшки. Узнав о причине командировки, император Николай II оказал содействие в создании Камчатского братства во имя Нерукотворного Образа Всемилостивого Спаса. Мало того, разрешил орден Братства носить на военном мундире и утвердил покровителем Братства сына своего – царевича Алексия, наследника престола.
Братство собрало по городам и весям России более 400 тыс. рублей, доброхотами было пожертвовано множество церквей (строительный материал и убранство). 1910 г. в отчете благочинного Даниила Шерстенникова на полуострове числилось около 10 церквей и столько же часовен, а советской властью к 1931 г. было закрыто 65 культовых помещений. Кроме того, на Камчатку доставлено много одежды и др. вещей для населения, а также оборудование для строительства школ, аптек, доставлены медикаменты.
А. И. Белашов
СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ Н. С. ГЕОРГИЕВСКИЙ – РЕГЕНТ ХОРА ПАТРИАРШЕГО СОБОРНОГО ХРАМА ВО ИМЯ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ
«СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МОЕГО ДУХОВНОГО ОТЦА»
Митрополит Нестор Анисимов – это громадная историческая личность государственного масштаба. Виднейший иерарх новейшей Церковной истории, являвший собой живой мост из Великой Российской империи в страну Советов, которой долгое время была Россия, в страну воинствующего атеизма, в страну бескомпромиссной и жестокой борьбы с любым инакомыслием. Русская Православная Церковь самим своим существованием, по мнению партийцев, являлась каким-то досадным недоразумением, которого и быть-то уже не должно. И непонятно, по каким причинам ее терпели все еще в государстве рабочих и крестьян, по чьему-то явно как бы недомыслию…
“Дайте мне десять лет, и я покажу вам последнего попа по телевизору”, – говорил с высокой трибуны глава [компартии и] советского правительства Никита Хрущев.
“Нет! Попов с собой в коммунизм мы не возьмем! Партия торжественно провозглашает: через двадцать лет советский народ будет жить при коммунизме…” И тогда, в шестидесятые, эти слова принимались к сведению без всякого юмора. Это обозначало насильственную ликвидацию Русской Православной Церкви, да и всех остальных религиозных “обществ”, “проповедующих гнилой идеализм, отрывая трудящихся от “научных воззрений”, явно не рассчитанных на “доброго Боженьку”, которого нет вовсе, как не существует генетики и кибернетики и всего того, что примитивным мозгам и не надо. Им, этим мозгам, любую сложную проблему надо объяснить с точки зрения “вечно живого и всепобеждающего учения”, каким является, конечно, марксизм-ленинизм и прочая, и прочая…
Как же все быстро забывается! Оглупленные массы, которым всегда надо было “хлеба и зрелищ”, мало ценили свободу мысли и свободу слова. Гениальный [Ф. М.] Достоевский, гениально предрекший ближайшее будущее России без Бога, к счастью, не увидел сбывшихся своих пророчеств. А как бы горько улыбнулся провидец [М. Е.] Салтыков–Щедрин, задолго написавший свою знаменитую сказку “О введении единомыслия в России”!
“Как же Великая страна дошла до такой жизни?” – размышлял я совсем мальчиком, но мальчиком, с младенческих лет вхожим к Патриарху Алексию Симанскому, советскому Государю Русской Православной Церкви. Церкви израненной и поверженной, но все же живой, все же залечившей свои самые смертельные раны сразу после Великой Отечественной войны.
И. В. Сталин многое тогда понял, но “послабления” Церкви были недолгими. Уже в 1949 году появляются предвестники новых гонений. “Попы подняли головы”, – гневно, удивленно и раздосадовано говорили партийные работники, не понимая временную стратегию “вождя всех народов”…
Все это я остро переживал мальчиком, понимая, чем подобные веяния грозят моему милому, доброму и чистому отцу, работнику Московской патриархии, нам всем, да и милым и добрым людям Церкви. Поэтому встреча с мудрым, умным, все видевшим лично и все пережившим, вернувшимся только в 1956 году из тюрьмы… Владыкой Нестором многое расставила на свои места в моей, юной тогда, голове.
…Я пишу о личном своем знакомстве с Митрополитом Нестором, о личных своих впечатлениях, о лично мной слышанном из его уст.
Итак, – 1956 год. Возвращаются реабилитированные из тюрем… Он… отсидел свой срок с длинным списком своих болезней, не умещавшихся на одном печатном листе, был препровожден в Патриархию, где братски встречен Святейшим Патриархом Алексием (Симанским), тут же предоставившим свою дачу для проживания и лечении “Владыки Нестора Камчатского” как все его называли с глубочайшим уважением и так почтительно, что сразу понятно, что человек он особенный.
В один из весенних вечеров 1956 года, как всегда, пришел из Патриархии папа и тихонько сказал нам с мамой, что освобожденный из ссылки Митрополит Нестор помещен в Переделкино, на дачу Патриарха, где его осмотрят врачи, и что, когда он окрепнет, мы съездим к нему получить благословение. По папиному тону стало ясно, что он говорит о каком-то необычном архиерее. Я, конечно, попросил рассказать о нем. В ответ отец серьезно посмотрел на меня и сказал доверительным шепотом: “Владыка Нестор – личность легендарная. Апостол Камчатки, просветитель эвенков и тунгусов, проповедник Истины Христовой. Он перевел на их языки молитвы и Священное Писание, сам эти языки изучив. Создатель Камчатского православного братства под патронажем Цесаревича Алексия, близко знавший Царскую Семью, друг адмирала А. Колчака и участник Белого Движения, доверенное лицо Патриарха Тихона”… Для мальчика в двенадцать лет, интересующегося историей, этого было предостаточно. Я был совершенно заинтригован и стал ждать.
Прошло некоторое время, и мы собрались к Владыке Нестору.
Мы вошли в небольшой номер этой крохотной гостиницы, ежели ее так шикарно можно было назвать, но тогда она воспринималась с восторгом. Там всегда было мало солнца и немного сыровато. Но все же… Входишь, матушки, лампадки горят перед иконами! Чем-то домашним, уютным веяло там, особенно, вероятно, для Владыки Нестора, возвратившегося только недавно в нормальную жизнь.
Предупрежденный о нашем приходе, Владыка ждал нас. Он сидел в небольшом кресле, вполоборота к окну, у стола, в рясе, в особой скуфье с бортиком, на которой был крест. Небольшая панагия, четки, узловатые старческие пальцы рук, благословляющие нас, отяжелевшие веки прикрывали глаза, столь много видевшие. Настороженная улыбка озарила нас мягкой теплотой.
С особым чувством, которое я помню и сегодня, мы с папой и мамой подошли под благословение. Папа, познакомившись с Владыкой, вероятно раньше, представил нас. Сказав несколько вежливых слов, Владыка пригласил нас пить чай. Чаепитие не было многословным и долгим. Боясь утомить Митрополита, мы скоро откланялись. Этот визит стал для меня приобщением к живой русской истории. Аромат прошлого и той, дореволюционной, Церкви излучал он…
<…>
Свобода, лекарства, уход, нормальная психологическая обстановка сделали возможным быстрый подъем жизненных сил Владыки, человека волевого и очень желающего служить Богу возможно быстрее.
К Сергиеву дню, 18 июля 1956 г., Владыка Нестор уже сослужил Патриарху в Троице-Сергиевой Лавре, и в этот праздник ему определили Кафедру Новосибирскую и Барнаульскую. Отдаленную, но достаточно большую и почетную. Он сменил Митрополита Варфоломея, умершего в 90 с лишним лет. Но долго Владыка Нестор на ней не пробыл. Местный уполномоченный (Совета по делам РПЦ. – А. Б.) для отчета попросил Владыку закрыть один из храмов Епархии, на что Владыка, как он сам мне рассказывал, категорически ответил, что всю жизнь лишь открывал церкви и никогда не подпишет насильственный запрет прихода. Его сразу отправили на покой.
Однако Патриарх Алексий проявил волю и характер. Уволен на покой Владыка был 8 сентября 1959 года, как уже 9 декабря 1959 года получил свою последнюю, как оказалось кафедру – Кировоградскую и Николаевскую, “где потеплее, – сказал Святейший, – и поближе к Одессе, где Вы проходите лечение и можете пользоваться моей резиденцией круглый год, когда Вам надо”.
Эти слова Святейшего Патриарха свидетельствовали о его высоком уважении к Владыке Нестору и были просто невозможными для большинства архиереев.
Поскольку наша семья была близка Святейшему Патриарху Алексию (папа, кроме должности псаломщика Крестовых Церквей*, занимал место казначея Московской Патриархии, “наш министр финансов”, как говорил о нем Святейший), то и отдыхали мы в одно и то же время, вместе со Святейшим Патриархом и семьей Остаповых, вместе столовались и близко общались. Это сделалось возможным, благодаря кристальной честности моего отца, его незаменимости на Патриаршем клиросе: папа имел прекрасный голос и профессионально занимался декламацией. Взыскательный вкус Патриарха был удовлетворен и доскональным знанием Устава и “интеллигентным”, как говорил Патриарх к нему (Уставу) отношением. В Крестовых Церквах пел и читал сам Патриарх Алексий, выдающийся литургист, Государь Церкви. Его гнев или милость все переживали очень сильно…
____________________________________________
* «Крестовая церковь» или «крестовая палата» – помещение в архиерейском доме, в котором отправляются (совершаются) богослужения, т. е. домовая церковь (Полный Церковно-славянский словарь. М. : ТЕРРА – КНИЖНЫЙ КЛУБ, 1998. С. 269–270).
