Настоятелю храма блгв. кн. Александра Невского протоиерею Василию Гончару 18 января 2018 года исполнилось 60 лет. За время своего служения два года окормлял он население Корякского автономного округа, прошёл Северный морской путь на корабле «Магаданец» вместе с моряками военно-морского флота, собственноручно возводил храм свт. блгв. кн. Александра Невского, возглавлял отдел епархии по работе с военнослужащими, сегодня возводит новый храм на исконно историческом месте. Наш рассказ о непростом священническом труде о. Василия Гончара, для которого служба в церкви является смыслом его жизни.
Откуда черпать веру
Вот как мы сейчас живём? У нас в материальном плане всё есть, а что касаемо жизни духовной, у нас нет ничего!
Мы знаем, что носителем веры всегда являлся народ, и в этом бездонном колодце, многие черпали живую воду, чтобы наполнятся духовным смыслом. В прошлые годы на нашей земле украинской жили люди, которые хранили православную веру не только в обрядах, но и в своих душах. Родители мои были ровесниками революции, меня родили поздно и я был самый младшим ребёнком в семье. В середине 60-х годов я помню речи Никиты Хрущёва, обещавшего показать народу последнего попа по телевизору, помню, как людей преследовали за посещение храмов, и как не разрешали в школах носить нательные крестики. В нашем районом центре до революции стоял огромный собор, но безбожники его разрушили. И только в одной из семи деревень за речкой осталась небольшая церквушка. В то время не было ни церковных календарей, никакой церковной литературы, но народ жил православными праздниками, свершая весь круг церковных богослужений. А когда наступали престольные праздники тех храмов, которые когда-то были в селах разрушены, то селяне из всех деревень собирались и шли в село отмечать престольный праздник, несуществующей уже церкви. Люди такого села заранее готовились к встрече своих сельчан. Я помню, как мой отец в нашем саду делал огромный стол метров десять и лавки, мы не знали, кто придёт, но за столом должны были поместиться все. Несмотря ни на что, вера жила в народе и передавалась детям. Мы учили и знали колядки и славили Бога в Рождество. А что сейчас: прибегут дети, стучат, кричат: «Коляда!», а спеть не могут ни одной! Они пришли как попрошайки, чтобы им что — то дали! Произошла подмена, потерялся смысл самого праздника! Я помню, как мы пели, даже не заходя в дом, за высокими заборами: «Во всём свите, стала новина, Дева Мария Сына родила! В яслях положила, сеном притрусила, Господнего Сына!»
И это все воспитывалось в нас с самого раннего детства. Вспоминается как старшие брат и сестры собираются на танцы, а мать говорит им: «Какие вам «гульки»! Вы что, с ума посходили! Пост на улице!» Моя сестра, которая на 10 лет меня старше, плачет, она же договорилась на танцульки пойти с подругами, а мать не пустила! Брат с сестрой упрекали мать за непонимание, но они всё-таки её слушали, и самовольно никто никуда не шёл. Мама им внушала: «Не при нас это заведено, не при нас это закончится, но сберечь это мы должны!»
На Рождественский пост во всех дворах резали свиньей, готовили всякие вкусности, запах был по всей деревне, но есть это не давали до наступления Рождества. И мне маленькому это было не понятно. После Рождественской или Пасхальной службы родители вернувшись из церкви, будили нас в пять часов утра, одевали празднично, накрывали столы и мы разговлялись. Накануне сочельника в постный день, ели только кутью и больше ничего нам не давали.
Также это было и перед Пасхой! На Пасху готовили две корзины еды, одну освящали в церкви для себя, а другую передавали в храм. Старшие дети пытались бегать в церковь на Пасху, но там стояли учителя и переписывали всех, кто ходил в храм. Можно было даже не заходить, но сам факт появления возле церкви расценивался как страшный проступок. Но как бы не гоняли людей, Пасха всегда была праздником всего народа! И в таких условиях я воспитывался как ребёнок и как человек. И для меня вся церковная жизнь совершенно естественна. Я же не собирался никогда становиться священником, для меня это было запредельное, и не вмещалась в мои понятия. Я с детства хорошо помню нашего сельского священника, как он ходил мимо нашего дома с саквояжем, а это была его требная сумка. А мы из-за угла выглядывали и рассматривали его и его «саковьяж». А обратиться к нему или заговорить с ним мы даже и не помышляли, нам было просто страшно!
Летом мы часто играли на лугу, а бабушки, в красивых праздничных одеждах, возвращались по луговым тропинкам из церкви. Мы бежали к ним, а они из карманов фартучков доставали просфорочки и давали нам. И вкус просфоры запомнился мне с детства.
Вот мои собственные дети уже росли не так как я, и этого счастья прикосновения к людям, сумевшим несмотря ни на что сохранить веру, у них не было. Иссяк тот колодец, из которого мы дети 60-ых черпали живую воду веры. Я покупал детям православные книжки, читал их им. Но не возможно уже было в наше время создать ту атмосферу, в которой воспитывался я сам. Когда я занялся их духовным воспитанием, они уже были взрослыми, поэтому мои потуги были почти бесполезны. Воспитание в вере должно проходить в атмосфере православной семьи и тогда, когда дитя ещё в утробе матери. Чтобы когда ребёнок возрастал, он бы не копался в учениях как свинья в помоях, у него уже был бы крепкий стержень, вокруг которого строилась вся его человеческая жизнь и соблюдались традиции!
Из воина в священники
Очень страшное время для армии — 90-ые годы. Оно было страшно для всех, но для военных особенно. Проблема перестройки не одной категории не коснулась так сильно как военнослужащих. Армия наша держала самые страшные нападки, может только ленивый не говорил о ней гадости. Нам не платили по полгода денежное содержание, и это тем, у кого не было кроме жалования других средств к существованию. Какая была цель? Чтобы все покинули ряды вооруженных сил. Но мы не ушли. В обеденный перерыв ходили на бухту ловить рыбу, добывали дичь, и жили семьями в складчину. С офицером Александром Пономаревым, будущим настоятелем храма в Рыбачем, мы жили по соседству и на две семьи все делили поровну.
Вторая проблема, которая куснулась военных – это разрушенная идея, на которой воспитывались военнослужащие. Она ведь была не только партийно-политической, но включала в себя и патриотическое воспитание, воинский долг, чувство любви к Родине, необходимость её защиты. А тогда случился в сердцах и душах военных людей страшный надлом и многие этого не выдержали, одни уволились и ушли на гражданку, многие стали запивать и погибли от этой беды. А другие не найдя себя ни на гражданке, ни в миру ушли из жизни. Это было время исканий для всех! А куда было идти?! И многие из нас поняли, что наш путь к Богу!
В 1991 году мы организовали первый гарнизонный приход, а в 1993 г. его уже зарегистрировали. Но тогда еще на Камчатке не было правящего архиерея. На нас началось невообразимое давление, нас вызывали к командованию, прорабатывали, давя на нашу совесть, проводили беседы, наши друзья стали нас сторониться, потому что никто ни в чём не разбирался и все думали, что мы ушли в сектанты. Просидев две ночи с другом, мы написали Устав прихода. Когда я принёс этот Устав о. Ярославу, он внимательно прочёл его и сказал, что Устав прихода давно уже есть и подарил мне книжечку. Конечно, я был сильно смущён от своего православного невежества. Но тогда был у нас сильный духовный подъём, мы организовывали крещение, проводили службы, привозили священника в части.
Когда приехал владыка Нестор, он организовал Богословские курсы, и я пошёл для расширения собственного «узкозора». Я понимал, что я ничего о православии не знаю. Владыка серьёзно подошёл к нашему просвещению, знания нам давали приезжие священники, и каждую неделю мы сдавали зачёты. Теперь уже пришлось по настоящему учиться православным истинам.
Когда мне предложили стать священником, я не воспринял это серьёзно, потому что служил тогда на атомной подводной лодке. Но владыка Нестор настаивал на своем и через некоторое время дал команду обрядить меня в подрясник и отправить с беседой к командующему. Я же понимал, что появиться в подряснике среди военных просто немыслимо! Но подрясник мне сшили! Мне предстояло выступить перед приморским военным составом с темой, которую мне задал Владыка. А я тогда ещё даже дьяконом не был. Замполит в знак протеста вообще ушёл, а начальник штаба открыл тетрадку, хотел записывать крамолу. Но её не оказалось и он, отложив тетрадку, дослушал всё до конца. Беседа удалась, но мне пришлось себя крепко держать в руках.
Позже Владыка договорился с командующим эскадрой контр-адмиралом Захарченко Михаилом Георгиевичем, который меня вызвал и сказал: «Владыка посоветовал мне отпустить тебя в попы. Но статья увольнения с переходом на партийную работу отменена, так что служи пока. А там посмотрим». С этого момента я служил рабочую неделю на подводной лодке как военный, а по воскресным дням в кафедральном соборе – дьяконом, к этому времени меня уже рукоположили. Это были 1994-1995 годы.
Сегодня по прошествие времени накоплены воинские православные традиции, которых мы придерживаемся.
Всегда торжественно провожаем военные корабли в море, перед отходом совершаем молебен, после которого у экипажа поднимался боевой дух, появляется чувство уверенности, и все свои задачи экипаж с успехом выполняет, несмотря ни на какие сложности похода.
Некоторое время существовала среди пограничников традиция: принятие воинской присяги на Евангелии и кресте. Пограничники и подводники несут особо ответственную службу, поэтому они всегда ближе к Богу и эту традицию поддержали.
При прибытии в епархию чтимых святынь мы везём их на поклонение в в\ч и к подводникам. Когда в Рыбачем объезжали на корабле подводные лодки с иконой Божией Матери Федоровской, (этой иконой род Романовых венчался на царство), икона запотела под стеклом, кроме лика и рук Богородицы и Сына. Это было явное живое дыхание Богородицы и страшно было даже находиться рядом с таким явлением.
Путь в Корякию.
Как-то владыка Нестор вызвал меня и предложил ехать в Корякию священником, а я тогда даже и не знал где это. Владыка сказал: «Не беда, поедешь, заодно и посмотришь! Это где — то на Севере!» Он встал, простер руку и сказал: «Иди и сей веру православную! Выживешь – молодец! А не выживешь, не обессудь!» И вручил мне билет только в один конец – в Усть-Хайрюзово.
У меня тогда даже рясы не было. Я пришёл к о. Ярославу за советом, потому что не знал с чего мне там начать! «С просфор!» — сказал он мне, и научил печь просфоры, дал мне свою старенькую рясу, собрал кой-какую служебную литературу и отправил меня на самолёте в Корякию. Так я поехал сеять среди местного населения веру православную!
Я находился в состоянии большого духовного подъёма, позже я уже не испытывал таких высоких чувств. Для меня это была великая милость Божия. Теперь-то я понимаю, что это была призывающая Божия благодать! Я понимал, что я здесь один, что передо мной духовная пустыня и будет не просто её созидать. Мне даже пришлось в Тиличиках с прокурором утверждать право на вероисповедание, потому что администрация не разрешала мне проповедовать среди населения, в школе и интернате. Я тогда получил от знакомых юристов пачку документов, разрешающих мне вести проповеди и службы. По прибытии в села, шёл к администрации и мог подтвердить свое право на духовное общение с населением. Заходя в сельские библиотеки, я видел на стендах пропагандистские лозунги 70-годов. «Партия наш рулевой!», «Мы строим коммунизм!», висели портреты классиков марксизма-ленинизма. В сёлах камчатской глубинки жизнь текла без изменений, хотя на дворе была уже середина 90- годов. Мне удалось побывать во всех сёлах Корякии за исключением только трёх.
Я находился в Корякии непрерывно в течение двух лет. Привозил литературу, проповедовал селянам веру православную, крестил, создавал общины, устраивал всевозможные дискуссии с населением, иногда просто ходил по домам и беседовал с семьями! В Палане и в других крупных селах мы всегда служили литургию и даже привлекали верующих, чтобы они пели на службе. В Усть-Хайрюзово обустраивали с прихожанами храм, на службе он всегда был полон, пели хоры взрослый и детский, детишек было около двенадцати человек. И там где мы смогли в то время организовать общины, сегодня — крепкие приходы.
В п. Озерновский я попал 1998 г., когда там всё было в развале и совхоз, и рыбзаводы. Когда прилетел, поселился в гостиницу, а утром пошёл на базар, потому что рынок – это пресс-центр вокруг которого кипит жизнь села. Я со всеми стал разговаривать, и все увидели, что приехал священник, а потом уже пошёл в администрацию. Создали приходы в самом пос. Озерновский и в селе Запорожье, собрали хорошую библиотеку, проводили Рождественские встречи и духовные фестивали, и не было в клубе свободных мест. Ради всего этого в посёлках отменялись даже новогодние представления. Тогда мы несли Божие слово в массы. И когда наступила необходимость приехать правящему архиерею, то владыка Игнатий отправился на встречу с людьми и с администрацией посёлка, чтобы решать вопрос о строительстве храма.
Я тоже всегда стремился посещать созданные мной общины. Вот наступает Пасха, я садился в самолет, следовавший в п. Озерновский, а все люди собирались на аэродроме, расставляли в несколько рядов свою снедь. По прилёте служил пасхальный молебен, все кропил святой водой, христосовался, снова в самолет и — в город! Ездил туда и на православные праздники, на водосвятие, и люди всегда ждали, у всех было высокое духовное стремление, тогда встреча со священником была редким событием, которое все ценили.
Северный морской путь: через три океана и десять морей
Пройдя по Северному морскому пути, через три океана и десять морей мы закончили свой путь в Магадане и прошли по водам десять тысяч морских миль.
Врез: Одновременно с согласия Московской патриархии и военного ведомства переход этот сопровождался крестным ходом с иконой Божией Матери, именуемой «Порт-Артурская». Крестный ход возглавлял настоятель храма блгв. кн. Александра Невского протоиерей Василий Гончар.
«Нельзя не отметить участие православной церкви в столь историческом событии. На борт ПСКР «Магаданец» прибыл отец Василий, который сопровождал икону Порт-Артурскую «Торжество Пресвятой Богородицы». На борту корабля икона совершила крестный ход, и в тех местах, где корабль по маршруту перехода делал заходы, в церквях проходили службы. На корабле икона была установлена в столовой команды, где отец Василий служил молебны и литургии, совершал исповеди и причастия. В водах Финского залива священник крестил шесть военнослужащих корабля. ( А.Н.Тимохин, первый командир корабля «Магаданец»).
Моё самое яркое впечатление от похода — это перерождение коллектива, а нужно отметить, что это был особый экипаж — первые контрактники на флоте. Мне пришлось участвовать в его становлении и видеть, как коллектив становился единой семьей. Уже прошло более десяти лет, но большая часть служащих осталась на корабле до сих пор. Но тогда ещё никто не знал, как работать с контрактниками, поэтому одна из целей стоящих перед нами была изучить контрактную службу. Мне тогда предстояло понять жизнь экипажа корабля, вжиться в жизнь каждого, стать своим человеком, и только тогда можно было строить любые доверительные отношения и проводить беседы. Я даже писал по этому поводу большую пояснительную записку командованию.
«Он стал душой нашего коллектива, он умел находить путь к каждому, его спокойствие и выдержка подкупали людей и многие шли к нему за советом и помощью.
Отец Василий научил меня общению с людьми, умению работать с каждым человеком индивидуально. И я очень благодарен ему за этот опыт». (К. Н. Волк, заместитель командира корабля по воспитательной работе).
Во время перехода я служил два молебна ежедневно перед Иконой Богородицы с Акафистом и за Отечество с каноном. Каждый день я проводил с личным составом две беседы, темы мы согласовывали с замкомандира по воспитательной работе. Кроме того служили Божественную литургию. Экипаж к этому серьёзно готовился, а корабельный доктор вдохновенно читал Апостол на церковнославянском языке, все пели «Господи помилуй!». На Преображение Господне в яблочный Спас по стечению обстоятельств яблок на корабле не оказалось. Пришлось отслужить Божественную литургию, а освящать овощи. А случилось это в Северном Ледовитом океане.
С нами здесь произошло настоящее чудо. В каждой боевой части я разместил по иконе и только пятая боевая часть (механики) хотели взять мою свт. Николая Чудотворца, но я оставил её себе. И когда обходили Новосибирские острова со стороны Северного полюса, главный дизель вышел из строя. В течение двух суток без сна механики производили ремонт, а результатов не было. Корабль практически затирает льдами. А нам помочь не кому. Тогда собрали на корабле «военный совет», и все уповают на Бога. Я понимал, что все ждут чуда, и все взоры устремлены на священника. Собрали весь экипаж, отслужили молебен, я вязал свою икону свт Николая Чудотворца и мы крестным ходом прошли по кораблю, спустились всем экипажем в боевую часть пять, установили там икону и механики приступили к третьему ремонту. Двигатель просто огромный, в его цилиндр полностью может поместиться человек. А я стою и молюсь Богу! Если не починят двигатель, то уж лучше бы и не начинать этот морской переход. Когда двигатель завелся ко мне подошёл главный механик, который не спал третьи сутки, разговаривая со мной, он стоя, заснул. Этот двигатель вот уже 12 лет работает без ремонта, потому что тогда сделали настоящий заводской ремонт. Для меня это был ответственный и сложный момент. Весь экипаж верил, что обойдя крестным ходом по кораблю, отслужив молебен, Боженька не отвернётся и подаст чудо! У всех на устах была молитва и в сердце была надежда! Нельзя было людей разуверить, нужно было их поддержать в вере. И слава тебе Господи, что это случилось! Господь нас услышал! А я так неистово, наверное, больше не молился никогда! В той сложнейшей ситуации, среди ледяной пустыни помощь только одна – Господь!
С согласия Московской патриархии и военного ведомства переход этот сопровождался крестным ходом с иконой Божией Матери, именуемой «Порт-Артурская».
Она была написана перед самым переходом в г. Ярославле, выставлялась во многих храмах Санкт-Петербурга и Северных городов. Мы её тогда приложили к чудотворной иконе Тихвинской Божией Матери, которая хранится в Тихвинском монастыре, прикладывали к Казанской иконе Божией Матери в Санкт-Петербурге. Теперь эта икона выставлена в нашем храме, и молясь перед ней, всегда вспоминаем, что она сопровождала нас по трём океанам и десяти морям нашей необъятной Родины.
Храм – исторический центр город
Когда приехал владыка Нестор (Спасай) в 1994 году, то первую службу на Камчатке отслужил на Благовещение, и принес в нашу жизнь Благую весть о возрождении епархии. После Пасхи собрались на совещание епархии и вместе с архитектором области решили строить Собор на историческом месте – в центре города. Но потом пришли к выводу, что стройка собора здесь не возможна, и мне поручили создавать на этом месте православный приход и храм. На выездном заседании Анатолию Ульяновичу Гусаку, тогдашнему главному архитектору вместе со мной поручили разработать проект храма. Чтобы отстоять это историческое место пришлось много вытерпеть и преодолеть. Я тогда погрузился в архивную работу, чтобы доказать, что место это историческое и с него начался наш город. Особо помогала мне в этом Ирина Витер, она тогда собрала необходимые архивные документы, и передала их в епархию. За нами место для строительства храма зарезервировали в центре города, администрация города вынесла об этом постановление. Но тут власть сменилась и пришли править коммунисты, которые постановление отменили. Бороться и преодолевать всякие препоны пришлось долго. А тут к власти пришли демократы, все повторилось, многие хотели строить в центре города. И вновь пришлось отстаивать своё право. Тогда предложили воздвигнуть на этом месте часовню, а уже в перспективе строить храм. Вот мы и построили временное здание храма на пеньках без фундамента в древнерусском стиле. Его собрали из камчатской лиственницы в лапу без гвоздей, высота несущих стен 8 метров и сам остов храма является несущей конструкцией. Над куполами работали семь лет. Дранка или лемех для деревянных куполов готовится из осины ранней весной, когда осина наливается соком и ещё не даёт листьев. Сок осины является консервантом и даёт куполам серебристый цвет. Добывали мы осину по весне в пойме реки Камчатка, выносили брёвна на лыжах волоком по последнему снегу. Сушили их около пяти лет, и два года ушло на то, чтобы создать купола.
Храм мы возвели за пять месяцев, хотя строителей постоянных было всего трое: я и двое рабочих, но пограничники ежедневно выделяли нам несколько военнослужащих в помощь, которые выполняли все подсобные и другие строительные работы. Мы знаем, что в 1740 году первый храм был построен корабельными матросами. Так получилось и в наше время – церковь строили военные-пограничники. Заложили в стены храма и подняли на собственных руках 868 штук брёвен. Колокольню я собрал снизу доверху с двумя хлопцами за один день: работали с 8 утра до 11 вечера. На следующей день мы уже работать не смогли, не было никаких сил; болело всё тело, да и рук не поднять.
Хотелось, чтобы храм был необычным, и никто не предполагал, что он простоит так долго и будет радовать наших прихожан. И нужно отметить, что со строительством нашего храма восторжествовала историческая справедливость — ведь с возведения храма на этом месте и первой службы 17 октября 1740 года начал свою жизнь наш город!
Жена — мой друг
С супругой Людмилой мы живём всю жизнь. Матушкой я её не числю, потому что это слово ассоциируется у меня со служением в монастыре, а к словам «матушка, батюшка» я отношусь с благоговением. Второй ребёнок у нас родился, когда мне уже было 37 лет. В священники я не собирался, но когда довелось озвучить жене решение служить священником, то естественно, это было для неё неожиданностью. Нужно сказать, что все мои священнические труды и в Коряки, и здесь — это её заслуга. Пока я сеял во Славу Божию веру православную на Северах, моя супруга фактически содержала нашу семью. В это время она служила в вооруженных силах, и весь груз семейных забот лежал на её плечах. Северный переход мы совершали несколько месяцев, но я не был в штате, и денежное содержание мне не полагалось. Когда меня отправили в Корякию, то стал вопрос о переезде семьи, и она просто спросила: «Когда поедем?» И я преисполнился чувством глубокого уважения и признательности к ней за её смиренное решение. Но я — то знал, что мне самому на Северах жить негде , а не только с семьей. Домой из Корякии я приезжал очень редко, чтобы взять товар, свечи, литературу. Когда я однажды приехал, а в доме у нас из еды: рис да вода и даже масла постного нет! А она с грудным ребёнком в декретном отпуске! И это длилось около двух недель, но жена мне об этом не сообщала, потому что знала, что мне помочь ей нечем. Отец Аркадий дал мне немного денег, и я пошёл купить просто еды.
И таких случаев в нашей жизни было много. Когда я строил храм, то на него средства-то я находил, а на семью денег особо не было. И моя жена снова пошла, служить, потому что семье нужно было как-то выживать. Младшего сына воспитывать было некогда, и я чувствую себя перед ним до сих пор виноватым. Потому что если он заболевал, то мы оставляли его с 3-х лет одного дома, некому было с ним сидеть. Отца дома не было, мать на военной службе, а ребёнок рос один. Мой сын видел священника – отца редко. И когда он немного подрос и смотрел с мамой видеоматериалы, которые я отправлял из Корякии, то часто видел меня с местными людьми, одетыми в национальные одежды. А когда его спрашивали, кто твой папа, он отвечал: «Мой папа коряка!» Конечно же, всю тяжесть моего служения несла моя жена, она содержала семью, и воспитывала детей, и была в семье той, кем должен быть для семьи отец и кормилец!
Моя супруга Людмила ни разу в жизни никогда меня ни за это не упрекнула. Я понимаю, что она несла тяжесть моего священнического креста и готова его нести вместе со мной до конца наших дней. Мне с ней ничего не страшно, я уверен, что с таким преданным другом как она мы всё в жизни преодолеем!
Член союза журналистов России Нина Доронина
Фото Софии Никитиной, из архива о. Василия и автора
