Размышлениями о социальном служении Церкви поделился глава синодального Отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Смоленский и Вяземский Пантелеймон.
- Россия все никак не может поставить дела благотворительности. Это верная оценка?
- Думаю, что верная. Когда Россия была православной страной, идеалы милосердия были важны. Не только для верующих, но и для неверующих. Даже стремившиеся к захвату власти большевики говорили о милосердии, социальном равенстве, необходимости заботиться о тех, кто живет бедно. Хотя затем на протяжении 70-ти лет стремились вытравить все, что связано с милосердием. Замечательный подвижник 20-го века, отец Павел Троицкий, прозорливый старец, святой человек, говорил: 70 лет из души человека пытались вытравить все доброе, а теперь спохватились — не поздно ли? Действительно, за 70 лет сумели создать нового человека — в образе нового хама. И этот образ трудно поменять. Сломать что-то в душе легко, а создать опять — крайне сложно.
- Как председатель синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, обрисуйте, пожалуйста, картину положения дел, связанных с социальным служением и благотворительностью.
- На протяжении всей истории страшных гонений, которые обрушились на Церковь в 20-м веке, ей запрещали заниматься благотворительностью. Все ее попытки заняться этим весьма присущим ей делом пресекались. Начиная с помощи голодающим в 20-е годы, наткнувшейся на запрет и ставшей предлогом насильственного отнимания у Церкви ценностей.
Церковь заперли в храмах, категорически запретив заниматься добрыми делами. Только — богослужения! Вся церковная жизнь оказалась под опекой государства, оно устанавливало сито и при определении, кому становиться священниками, епископами, выбирая тех, кто будет вести себя тихо и не полезет ни во что, включая благотворительность. Церковь жила под страшным гнетом (недаром Патриарх Пимен говорил, что он находится в «золотой клетке»), и церковная жизнь деформировалась. Когда же церковь стала свободной, сразу распрямиться — и вернуть церковной жизни то, что ей присуще изначально — было сложно. В 90-е годы энтузиасты в разных местах и по разным направлениям спонтанно начали возрождать социальное служение. В 2000-е началось узнавание, кто что делает и координация. Ну а третий — нынешний — этап начался с патриаршества Патриарха Кирилла, который стал говорить о социальном служении как об одном из самых главных дел. Миссионерство, работа с молодежью и социальная деятельность вот три стороны церковной жизни, на которые Патриарх обратил особое внимание.
И общество приветствует нашу работу. По данным недавних соцопросов, подавляющее большинство наших сограждан (от 60 до 80 процентов) считают, что нужны церковные детские дома, церковные больницы, что Церковь должна присутствовать в армии, идти к людям, находящимся в заключении. В реальности церковное участие в социальной деятельности составляет несколько процентов. Так что если государство даст необходимое финансирование церковным социальным инициативам, это будет воспринято большинством людей по-хорошему. И в обществе будет больше любви, сострадания, сочувствия.
- На что ориентироваться, выстраивая социальное служение — опыт дореволюционной России, других христианских церквей или государства?
- Если говорить об опыте католиков, лютеран, то он, конечно, большой. Но перенимать опыт другой конфессии, всегда связанный с ее особенностями, не так просто. Интересен государственный опыт в развитых странах. Церковь сейчас берет хорошие примеры отовсюду. У нас в России, к сожалению, социальное служение не очень развито. Очень плохо развивается, например, реабилитация — наркоманов, алкоголиков, инвалидов, бездомных. Нет учреждений, выстроенной системы такой реабилитации. И Церковь сегодня часто предлагает проекты, которые государство пока не может реализовать. Мы иногда опережаем его, предлагая новую форму социальной заботы. Скажем, наш автобус «Милосердие», спасающий бездомных в Москве или методы реабилитации наркоманов, патронажные службы далеко опережают все подобные госпроекты.
А вообще, вбирая опыт всех, базироваться, конечно, нужно на Евангелии и опыте святых. И очень важно не столько следовать внешним формам (разве что учитывать опыт современных технологий), сколько искать внутренней наполненности дела евангельским духом, христианской любовью. Совмещение новых технологий с опытом 2000-летней любви, явленной в мире христианством, это и есть особенность церковного социального служения.
- Мы с вами встретились в день памяти святителя Феофана Затворника. В его знаменитых «Беседах о духовной жизни» переписка с молодой девушкой из богатой столичной семьи кончается тем, что она выбирает путь незамужества, но милосердного служения другим — больным, бедным людям. Тогда такой выбор, видимо, имел свое социальное оформление. Мне кажется, сегодня его совершить труднее.
- До революции служение сестры милосердия было очень значимым. Императрица с дочерьми — не для пиара и любопытства одноразового участия — окончили курсы сестер милосердия, участвовали в сложнейших операциях, перевязывали раненых.
- Не сказалась ли в этом их лютеранская закалка?
- Может быть. Но по их примеру и другие дамы высшего света в этом участвовали. Трудно представить, что это возможно в наше время. Хотя хотелось бы, чтобы было именно так.
Но с другой стороны в нашем обществе — безбожном, коммерциализированом, циничном — по-прежнему очень высок идеал сестры милосердия, к нему относятся с уважением и доверием.
- К литературному, историческому?
- Да нет, к реальному. Например, если мы собираем деньги на детский дом, и рядом стоят добровольцы с табличками-призывами, и сестра милосердия в форме, то ей дают гораздо больше денег. О сестрах милосердия, заметьте, ничего плохого не пишут в газетах, в отличие от священников, скажем. Этот образ вызывает умиление. Хотя следовать этому пути могут далеко не все.
- Из-за жертвенности?
- Да, это путь жертвенный, тяжелый. В основе подвига, самоотвержения лежит любовь. А настоящая любовь всегда жертвенна. В основе ее — не мировоззрение, не идеология, не психология, не исторические традиции, а вера во Христа. Имея общение с живым Богом в таинстве церковном, человек получает силу, радость и настоящую жизнь. Если же человек не так тесно связан со Христом, если он для него некий литературный образ, традиция, идеология, философия, влекущая за собой этические нормы, то он живет отраженным, вторичным светом. Свет живого Бога может преломляться, отражаться, но это «второй свет». Хотя он тоже может святить.
В основе же милосердия как подвига — живой Христос. Соединение с ним дает человеку силу, подобную той, что вдохновляла преподобномученицу Елизавету, святую праведную Иулианию Лазаревскую и других святых. Когда жизнь основывают на Евангелии, на живом Христе, служение любви становится легким.
А если у нас Православие становится культурой, традицией, то это какая-то мертвая религия, а не живой Бог, с которым можно общаться, как мы с вами сейчас общаемся друг с другом. Вот это общение с Богом и открывает для человека возможность не ценить всего того, что так ценят современные люди и готовность всем этим пожертвовать для вечности. Такие люди не боятся смерти, болезни, не боятся отдать все, что у них есть. Эту дорогу знают не все и среди тех, кто ходит в храм и называет себя православным. Но как раз это является настоящей основой любви к людям и социального служения.
- Но все это не исключает продумывания модели церковного социального служения?
- Думаю, это необязательно. В основе всего должна лежать заповедь о любви к ближнему, данная нам Христом. Само ее исполнение уже является социальным служением. Оно может быть оформлено, а может быть и нет. Но без него христианин не христианин. Если он не активен в своей любви к другому, он просто не знает Христа. Вспомним, как на протяжении 70 лет гонений на церковь люди помогали другим: посылали посылки заключенным, жертвовали ради других. И все это было не организовано, не видно, незаметно.
- Вы выступили активным комментатором закона «Об основах охраны здоровья граждан»
- Да, при обсуждении этого закона были приняты некоторые предложения Патриарха и Церкви. Хотя и не все. В частности было принято решение о «неделе тишины» для женщины. Решившей делать аборт. Впервые в законе было также указано, что врач может отказаться от проведения аборта, если это противоречит его убеждениям. Это два очень существенных момента. Но, к сожалению, было принят и ряд очень нехороших положений, например о суррогатном материнстве, толкающим женщин на использование своего тела для получения денег. Материнство как инкубатор, мне кажется, это страшно. Святые материнские чувства продаются. Очень жалко женщин, которым не на что достойно жить, но страшно, что закон и ситуация подталкивают их к зарабатыванию денег таким путем. Материнство должно быть защищено. Церковь сегодня не просто выступает против абортов, она готова помогать тем людям, кто приходит к такому решению от отчаяния, подталкиваемый трудными обстоятельствами. Мы устраиваем центры помощи таким матерям, думаем, молимся, трудимся над этим. Синод РПЦ принял решение о создании Патриаршего совета по делам семьи, материнства, охраны детства. Патриарх его и возглавил. Конечно, семья у нас разрушается, статистика удручающая, в Смоленске, например, на 100 браков 40 разводов.
Для государства семья — ячейка общества, для нас — малая церковь. Если разрушается семья, кто будет воспитывать детей? Если детей сдают в детские дома, а стариков в интернаты для престарелых, то о какой нравственности можно говорить?! Если мы своих ближайших кровных родственников уже не умеем любить и не хотим о них заботиться, если телевизор и Интернет нам интереснее, то это гибельные сюжеты. Мы должны воспитывать людей в понимании того, как важна семья. Думаю, что должны быть и занятия в школах, посвященные семье, и беседы с людьми, готовящимися вступить в брак. Даже если они не хотят венчаться, но, желая познать радость семейной жизни и решаясь на такой ответственный шаг как создание семьи, они должны быть предупреждены о том, что это радость … очень трудная. Они должны представлять, как им суметь понести эту трудность. И очень важно, чтобы семья была многодетной. К сожалению, эта трудная радость сегодня почти незнакома людям. У меня четыре дочери и 17 внуков, я не понаслышке знаю эту радость, знаю, как сильная, крепкая семья помогает человеку переносить все невзгоды и трудности, которые встречаются каждому из нас. И помогает научиться любить других людей. Не только членов твоей семьи… А если нет семьи и любви к родным, то как любить соседа, чужих стариков, детей, Родину? Нет любящей семьи, нет патриотизма, народа, нации.
Социальное служение Церкви — в цифрах
- более 2,5 тысяч церковных социальных учреждений, проектов и инициатив в Русской Православной Церкви
— около 200 сестричеств милосердия в России;
— около 1,5 тысяч сестер милосердия (в Белоруссии, Украине и России)
— более 200 групп милосердия в России;
— Только в Москве, в православной службе добровольцев «Милосердие», около 1,5 тысяч добровольцев;
— 90 детских приютов в России, где проживают около 1,5тыс. детей;
— более 30 богаделен;
— более 80 социальных гостиниц и временных приютов;
— около 60 реабилитационных центров для наркозависимых;
— 11 приютов для бездомных и 3 мобильные службы помощи бездомным;
— Более 29 тысяч человек получили помощь автобуса «Милосердие» с 2004 года (год запуска проекта);
— 8 приютов для женщин в трудной жизненной ситуации;
— более чем в 50 епархиях работают церковно-общественные центры защиты материнства;
— более 50 братств трезвения;
— Более 2 тысяч людей объединяет общество «Друзей милосердия» — людей, которые регулярно перечисляют от 1% своих доходов на поддержку церковных социальных проектов.
Елена Яковлева
Источник Российская Газета
